Бури над Реналлоном - Страница 25


К оглавлению

25

– Кто вы? – вырвалось у следопыта против воли. – Куда и зачем вы уходите из мира?

Дерево вздохнуло. Точнее, проскрипело. Складки коры, образующие рот, шевельнулись.

Линд смотрел на него и не мог поверить. Лицо друга, покрытое корой, потерявшее подвижность и улыбчивость, не было лицом живого существа.

Усилием воли Линд оттолкнул навязчивые мысли и сосредоточился на том, что говорит странное существо:

– …Когда мы говорим «дети Леса», мы имеем в виду именно то, что говорим, без поэтических иносказаний. Когда шейри ощущает себя готовым, он возвращается в Лес. Это может быть реденький пролесок, одинокое дерево, кустарник или даже засохший пень, но связанный с Лесом корнями. Там шейри наконец воссоединяется с Лесом и приносит семя. Три дня длится метаморфоза, во время которой шейри становится страж-древом, а семечко вырастает в нового шейри, который помнит все, что знал его родитель, и умеет все, что умел он. Но до поры знания и умения от него сокрыты. Они проявляются постепенно. Чем дольше живет шейри, тем больше пользы приносит он Лесу. Мы учимся постигать вас. Но каждый из нас имеет лишь одно желание и одну страсть – вернуться в защищенный и уютный Лес. Страж-древо, простояв оборот, выращивает вокруг себя оазис Леса, со временем увеличивая число связей с основным телом. Сначала – питательные и информационные, потом – чувственные и инкубационные.

Линд помотал головой, стряхивая с себя равномерный скрип голоса страж-древа. Не мог он больше думать об этом существе как о смешливом друге, с которым вместе они сражались и погибали в нарском лесу.

Собеседник замолчал, равнодушно глядя на человека.

– А… Камни? – выдавил из себя Линд. – Зачем они вам?.. Без них было бы проще…

– Камни… Это для тебя, человек, они лишь камни. Это – средоточие силы Леса и магии шейри. У новорожденного семечка кристалла нет. – Линд невольно вспомнил отверстую грудную клетку Рагнила, густо-зеленую кровь, залившую все вокруг, и двоих мародеров, обвиняющих друг друга, что это напарник украл камень… – Есть маленькая капелька смолы страж-древа. Первые обороты шейри пользуется всем, что родитель предоставил ему в этой капле. Посредством нее вернувшийся разговаривает со своим побегом, помогает насколько может. Со временем связь побега и родителя слабеет, смола каменеет и становится накопителем магии. Шейри не люди, они не могут создавать магическую энергию…

«Поэтому никто и никогда не видел мага-шейри», – договорил про себя Линд.

Собеседник изогнул ствол, так что получился согласный наклон головы.

– В том числе поэтому. Зачем неразумно тратить то, что дается с трудом? В отличие от вас, наши способности накапливать энергию не увеличиваются с частотой опустошения резерва. Лишь со временем, с ростом Камня Души, мы открываем новые возможности и способности. И потому шейри живут в мире долго.

– И вот еще что странно… Нары воюют с шейри, но не трогают страж-древа…

– Что кажется тебе странным? У страж-древ нет камня. Нарам они неинтересны и даже бесполезны.

– Ты, видимо, считаешь меня умнее, чем я есть. Куда же девается камень? Растет-растет – и вдруг нет.

– Да, ты в самом деле не очень любишь думать. А ведь я сказал все, что нужно. Три дня длится трансформация. Три дня. Не десятки оборотов, в которые вырастает обычное дерево. Как ты думаешь, откуда берется та бездна магии, требующейся для превращения живой человекоподобной плоти в ствол и корни? Вся она запасается в камне. Причем шейри по своей воле тратить этот резерв не может. Лишь Агерол в этом уникален. Когда трансформация заканчивается, камня не остается. Вся магия уходит на формирование ствола и кроны, а воспоминания достаются Лесу. Поэтому ни нарам, ни другим обитателям Реналлона страж-древа неинтересны. Срубить страж-древо сложно, оно умеет защищаться. А добычи с него… Да, считай, и нет. Древесина обладает свойствами живой плоти и разлагается за луну. Вся магия древа – в его корнях. Но пока рубишь, пару десятков рубильщиков положишь. Поэтому нас не трогают.

Страж-древо замолчало. Молчал и Линд, не зная, что еще спросить.

Восток окрасился зарей, проснулись птицы и загомонили, как всегда перед восходом. Следопыт сменил положение, чувствуя, как затекло тело. «А ведь я уже должен был быть мертв», – опять подумалось ему.

– Тебя теперь не так просто убить. Ты не стал шейри, не надо вздрагивать. Но глоток крови леса дал тебе определенные преимущества.

– Быстро заживающие раны…

– И не только. Не знаю, обратил ли ты внимание, но вчера ты сделал то, что человеку не дано. Ты стрелял из лука шейри с такого расстояния, с какого раньше вряд ли бы даже увидел свою мишень. Стрелял на бегу, но попал.

– Замедление времени…

Дерево приподняло нарост коры, изображающий бровь:

– Возможно… хотя для нас это не свойственно. Но быстрый обмен веществ, сопротивляемость ядам, способность видеть в темноте – это все кровь леса. Со временем это тоже ослабеет, но пока так.

– Вас тут всего с десяток. А где же пресловутые огромные армии Леса верхом на неведомых чудищах?

– А с чего ты решил, что есть «огромные армии» и «неведомые чудища»?

– Но битва с Тарвандиром…

– И что вам о ней известно? То, что рассказали дезертиры, быстрее пуланов бежавшие с поля боя? Воистину вы видите лишь то, что хотите увидеть. И верите в то, во что хотите поверить. Не было никаких армий. Нас мало. Во всей долине Студеной проживает… проживало чуть больше шести десятков детей Леса. Теперь их осталось полсотни. А на бой с Тарвандиром сошлись все шейри, кто смог добраться к началу битвы. Чуть больше трех тысяч. Из которых почти тысяча погибла. Лес до сих пор не оправился от этой потери… И не оправится уже. Чтобы появился новый шейри, прежний должен вернуться в лес. Слившись когда-то с лесом, мы обрекли себя на бессмертие – наши души живут, пока жив лес. Но и на вымирание. Нас становится все меньше – под ножами наров, от яда шурхейров, от катастроф и случайностей шейри гибнут. Ты вряд ли застанешь тот день, когда последний шейри покинет Реналлон. Но время это не за горами. И когда мы уйдем, от нас не останется ничего. Все, когда-то созданное нашими прародителями, стало прахом. А дети Леса не создают ничего, что переживет их.

25