Бури над Реналлоном - Страница 26

– Слушай, я все никак не могу выбросить из головы горожан. Вы что же, хладнокровно их всех убьете?

– Да.

– И женщин, и детей?! – Линд вскочил на ноги, пошатнулся. Перед глазами потемнело. Он уселся обратно на лежанку.

– Не кипятись и не дергайся. От тебя и так осталась треть того самоуверенного бродяги, который чуть не наступил на меня в Остодате. Да, смерть ждет всех. Жрец постарался, чтобы все узнали нашу тайну. Ты вот можешь гарантировать, что никто из этих женщин или детей не разболтает о ней? Когда на кону жизнь всего нашего народа, цена прочих жизней становится ничтожной. Если бы я не был уверен в тебе, ты бы разделил участь горожан.

– То есть ты можешь говорить от имени всего Леса?!

Дерево закряхтело. Линд не сразу сообразил, что его собеседник смеется.

– Ты иногда невероятно забавен, человек. Шейри Дернила нет, он – часть великого Леса. С сохранившимися частицами своей личности. Помнишь, я говорил про суть души? Вот она и говорит с тобой. Облекает мысли в слова. Но мысли эти – мои. Леса.

Линд поджал губы, борясь с желанием выть или ругаться. Слова страж-древа прорвали плотину, и в душе его разлилось горе и отчаянье.

– Ничего не поделаешь, – донеслись до него тихие слова. – Так заведено многие эпохи назад, и не в наших силах это изменить.

– А вы хоть пытались? – с горечью спросил Линд. – Снова стать живыми? Не зависеть от леса?

– А ты бы хотел перестать дышать? Не зависеть от воздуха?

– Хотел бы…

– Вот поэтому нам вас не понять. А мы не хотим и не можем. Только не заводи ту же песню – вы, мол, куклы… Шейри – живые, из плоти и крови. Да, они отличаются от вас и не могут иметь с вами общих детей… Но им знакомы и боль, и любовь, и горе. И они так же смертны, как все живое. Разница лишь в том, что, прожив жизнь, они становятся деревьями, а вы – перегноем, на котором растут деревья.

«Трупоеды!» – с непонятной для себя злостью подумал Линд.

– Можно сказать и так, – согласилось дерево. – Но, даже став древом, мы еще долго испытываем отголоски прежних чувств. Поэтому я сейчас говорю с тобой. Этого требует душа Дернила. И ему больно и горько оттого, что его сын погиб.

– Да, – глухо проговорил Линд. – Я не уберег…

– Не старайся взять на себя всю вину мира. Да, мне бы хотелось, чтобы мой сын стал твоим другом и напарником. Но Рагнил был вполне взрослым, чтобы самому выбрать свою судьбу. Он мог уйти за стену – никто не остановил бы его. Но тогда погибли бы Агерол и остальные. А ты в то время был слишком мертвым, чтобы на что-то повлиять.

– Чем же жизнь Агерола настолько ценнее жизни твоего сына?

– Умерь язвительность, человек. Мне, осколку души Дернила, очень больно, что погиб мой сын. Тебе не понять тех сил, что связывают нас… Но Рагнил разменял одну свою жизнь на жизнь четверых…

– Троих.

– Тогда еще четверых.

– Чем же так ценен Агерол? Ты не упоминаешь имен еще одиннадцати, убитых вчера утром…

– Ценны все. Каждый привносит в лес свой опыт и свои оценки событий. Только так лес может развиваться. И мы вновь возвращаемся к камням. Люди верят, что душа их обитает в солнечном сплетении. Шейри знают, что она живет там, за грудиной, в камне. Думаешь, его случайно называют Камнем Душ? Камень растет, пока шейри живет в мире. В нем средоточие всего опыта шейри, его устремления и чаянья. Все Камни Душ, что появляются у ваших магов и жрецов, приходят от наров. На алтаре погибает не только шейри – сама его душа приносится в жертву Кархату. А камень, лишенный души, становится просто камнем. В силу своей сути он продолжает впитывать в себя все, что в него вкладывают живые. Поэтому эти кристаллы так ценятся магами – чем больше камень, тем дольше жил его носитель, тем больше он может принять в себя магии. Так вот. Агерол – старейший шейри Реналлона. Его камень содержит в себе все переживания за последние две тысячи оборотов. Именно за ним охотился жрец. Рагнил знал об этом. И когда встал выбор – спастись самому и потом вернуться с подмогой или отвлечь на себя ослепленных жадностью горожан, – он выбрал бой и смерть. И знаешь… Я горжусь им.

– А почему же вы пришли так поздно? Всего этого можно было избежать…

– Все тот же жрец. Он хорошо подготовился и точно знал, куда идет и зачем. Над городом была установлена непроницаемая завеса. Под башнями были закопаны амулеты, разрывающие связь с корнями. А Агерол слишком поздно спохватился. Все случилось слишком стремительно: приезд жреца, исчезновение связи, нападение, бойня… Лишь когда ты убил жреца, полог рассеялся. И я в тот же момент выдвинулся. Но страж-древа перемещаются не быстро, поэтому мне потребовалось несколько колоколов, чтобы достигнуть Карастона. И пришел я в последний момент…

– Как там Наридил и Леогир?

– Живы. Изранены, но будут жить. И аватар не воплотится. Я нашел еще семерых жрецов с таким же заданием. Все они стали пищей корней.

Линд вспомнил стремительно лезущие из земли корни и корешки и невольно содрогнулся.

– Не я это начал, но я никому не обещал, что не буду защищаться. Иногда убить врага – это предотвратить гибель многих и многих невинных. Если бы я знал про этого жреца, жители Карастона остались бы живы…

Страж-древо помолчало, потом вновь заскрипело:

– Мое время на исходе. И я вижу, у тебя нет больше вопросов. Древо должно вернуться к тому месту, которое выбрало для защиты… Прощай, человек Линд. На этот раз уже действительно прощай. И, прежде чем я уйду, дай-ка мне то украшение, что передал тебе Рагнил. Вижу, ты носишь его с собой.